хизер смеется, глядя, как папа поднимает в воздух стайку сложенных журавликов. папа едва качает палочкой, а бумажные фигурки, послушные и юркие, перелетают от одной стены к другой, поднимаются к потолку, опускаются к полу… а хизер сидит на коленях у папы и смеется. а рядом стоит михаэль — положив ладони на папино плечо и устроив поверх них подбородок. и тоже смеется. ведь так забавно смотреть, как бумажные птички, сложенные маленькой четырехлетней герти, порхают, словно бабочки. и забывается, что вчера мама кричала на отца, улыбавшегося в ответ, что магия — опасно, что не нужно развлекать ею детей… «как магия может быть опасна, если она так красива?» — стайка опускается на пол под разочарованный вздох гертруды.
— попробуй ты, — папа улыбается михаэлю, откладывая палочку, и тот сосредоточенно достает свою. думает, неуверенно взмахивает рукой — и бумажная флотилия птиц резко отрывается от поверхности стола, вздымаясь к потолку. хизер смеется, значит смеется михаэль. значит смеется и папа. значит все хорошо.

я никак не могу понять, почему мама боится волшебства. оно ведь действительно волшебное — оно льется через руки, льется через нас, словно музыка.
музыка — та же магия.
только другая.
доступная маглам. слышимая, почти видимая им.
почему мама не боится музыки, но боится магии? это даже странно, если подумать.
а я думать сейчас не хочу. я хочу играть.
играть на флейте — клапаны закрываются, послушно моим пальцам, и льется мелодия. легкая, напевная.
это ведь тоже волшебство. настоящее волшебство.
может быть, даже более сказочное и опасное, чем обычная магия с палочкой и заклинаниями.
но почему же ты, мама, тогда не боишься ее?
почему ты кричишь на меня и михаэля?
почему ты ругаешь папу, когда он запускает под потолок журавликов?
это странно, мама.
я видела, как ты плачешь ночами.
я слышала, как ты шепчешь, что хотела бы отказаться от этого проклятья.
почему проклятье? это дар, это чудо.
это волшебство, во всех смыслах многозначности.
странно отвергать то, что дано свыше.
может быть, я слишком забираюсь в судьбу. может быть, я затрагиваю какие-то высшие материи. но раз дано — почему нужно отказываться? это глупо и странно. если дано свыше — нужно пользоваться. нужно радоваться, что такое есть!
почему же ты плачешь ночами, а потом кричишь?
кричишь на папу, на михаэля.
кричишь на меня, когда я пытаюсь сама поднять журавликов в воздух.
это же действительно сказка, мама!
я без палочки могу их поднять!
папа говорит, что все дети такие. неужели ты, когда была маленькой, не могла совершать такие простые чудеса? неужели не могла?
мне… мне жалко тебя…
но я научу тебя не бояться волшебства, обещаю.
я расскажу и покажу, как здорово это может быть.
только не плачь пожалуйста больше, мама.

хизер ждет вечера. вечером должен прийти папа, а значит можно будет показать фокус, который она приготовила. даже не фокус, а, скорее, настоящее волшебство — у нее ведь получилось с помощью магии заставить игрушки летать. правда, мама может испугаться, а значит придется показать только папе. но это ведь уже что-то, верно? он потом расскажет маме и она улыбнется. обязательно улыбнется, она ведь не может не улыбнуться. и хизер верит, хизер улыбается ей, сидящей на кухне и задумчиво смотрящей в окно, ждущей, конечно, папу. в доме только они вдвоем — михаэль в хогвартсе, учится. а хизер забирается на табуретку рядом и крепко-крепко обнимает маму. целует в щеку, словно хочет сказать, что все хорошо, только мама замирает, а потом отшатывается.
— немедленно иди спать! — она вскрикивает, подскочив, а хизер не понимает. просто не понимает, что случилось, почему у мамы на глазах опять слезы. почему она расстроена, как будто кто-то снова использовал магию. «папа обязательно ее успокоит,» — думает девочка, забираясь под одеяло. и тихонько поднимает одного журавлика в воздух.

почему, почему так сложилось?
почему папа не пришел? почему он умер?
это так страшно, наверное, умирать.
мы ведь его ждали. очень ждали!..
зато михаэль приехал. вырвался с занятий, чтобы приехать на похороны. только мама снова накричала.
я все никак не могу понять, что так пугает маму в нашей магии.
не могла же она убить человека!
магия — это чудо, это сказка. так и михаэль говорит.
только он сейчас спит — он устал успокаивать меня.
я ведь только что тоже кричала, что не хочу знать магию. что из-за нее у нас нет отца, что из-за нее плачет постоянно мама…
михаэль сказал, что это не так. и что отказываться от того, что дано свыше — глупо.
потому что это чудо, потому что это — сказка, и бросать ее — действительно самое глупое занятие.
а я…
я ведь не собираюсь бросать магию.
я решила — я научусь ей.
я стану замечательной волшебницей!
и я смогу показать маме, что она зря боится.
что магия не виновата.
да, я так и сделаю!..
интересно, а что будет, если сделать не десять, а сто журавликов?
я ведь смогу поднять их в воздух?..

хизер старательно играет на флейте. держит осанку, последовательно зажимает клапаны «большой» классической флейты. через несколько дней концерт, а ей повезло стать одной из тех, у кого будет небольшой сольный проигрыш. и девочка старается, повторяет пассажи, выдувает мелодию. вот общая часть — музыка поднимается и опускается, плавает вверх-вниз в то резких, то плавных переходах. сонеты, сонаты, концерты — скоро большой новогодний концерт, она просто обязана идеально сыграть это. просто обязана показать маме, что музыка — тоже магия, что ее не надо бояться. вот только вдруг звук флейты сменяется на свист, а после на хрип. почти предсмертный. фальшивый. и дирижер замирает, глядя, как хизер оседает — почти падает на пол.
— она перенапряглась. боюсь, ей нельзя так профессионально заниматься теперь игрой на флейте, — слова врача выводят из обморока, звуча приговором. окончательным, не подлежащим обжалованию. и хизер почти плачет, понимая, что теперь не сможет доказать матери, что магия — вовсе не так страшно, как та думала. ведь нужно бы было показать на примере сравнения…

как, КАК ты можешь быть такой безразличной? такой непонимающей??
я больше не могу играть на флейте, больше не могу творить магию музыки, но могу творить другую магию. почему сейчас, поднимая в воздух бумажный цветок со стола, я получаю от тебя пощечину и новые крики, на которые как раз прибегает михаэль?
почему ты кричишь? я не сделала ничего, НИЧЕГО, что могло бы тебя напугать!
глупая, глупая!
я не вернусь к тебе, слышишь? МЫ не вернемся!
нам ничего, ничего не надо!
марианна нормальная, марианна сможет научить меня магии.
она не боится того, что ей дано!
а ты…
я тебя знать не хочу, слышишь?!
я просто не хочу тебя видеть!
михаэль и марианна — вот моя семья.
и папа, только он умер.
потому что ты сама, ТЫ свела его в могилу!
своими постоянными криками, постоянными истериками!
ты, только ты виновата в этом.
глупая, глупая!
всего лишь бестолковый магл, ничем не лучше наших соседей!
…
ненавижу.
ненавижу тебя.
и никогда, никогда не хочу больше видеть.
уходи.
точнее нет, не так.
мы ушли.
навсегда.

марианна смеется, рассказывая какую-то историю и размахивая одновременно палочкой — через несколько часов рождество, а сейчас трое о`келли заняты украшением меньшей из двух комнат ее квартиры. не самое приспособленное, конечно, место для воспитания и содержания детей, однако михаэль уже присмотрел себе диван в той комнате, где сейчас со смехом заворачивается в мишуру хизер, а марианна, смеясь, пытается распутать непоседливую племянницу. кажется, такого рождества у них давно не было — все попытки отца украсить квартиру магическими игрушками жестоко пресекались криками матери, что уж говорить о двух последних праздниках… зато сейчас мир и веселье действительно царит в небольшой квартирке на уайтхолл-стрит — и счастливая тетя-опекунша, сумевшая буквально за полторы недели оформить на себя опеку, отобрав все права у джиневры, и приведшая племянников в состояние просто дичайшего восторга, когда принесла магические хлопушки.
— только осторожнее будь, михаэль! подождите меня! — может марианна и не замужем, может детей у нее еще нет, зато есть хорошее настроение и готовность воспитывать племянников. а это уже немало.

по-моему это лучшее рождество в моей жизни!
мы с марианной — она запретила называть ее «тетя» — приготовили индейку, а михаэль принес елку. мы украсили ее волшебными свечами, повесили разноцветные шары — получилось просто сказочно!
правда, у марианны нет настоящего камина — только портал, — но в нем тоже можно зажечь огонь.
правда, потом придется чистить заклинанием воздух, но это мелочи.
потому что рождество действительно волшебное!
мы повесили носки, мы взорвали хлопушки, покатались в снегу.
такого рождества у нас действительно давно не было!
я не понимаю — как маглы могут жить без таких сказочных вещей?
фейерверки, которые в виде разных животных летают под потолком?
а поющие шары?
а ползающие лакричные палочки?
это же что-то необыкновенное!
нужно все ветки облазить, прежде чем найдешь убежавшую сладость!
но как приятно ее находить!
рождество по магическим правилам — это сказка!
и все, что сейчас происходит, — сказка.
только я нет-нет, да думаю о маме.
как она там?
ей не скучно?
хотя о чем я говорю…
она кричала нам «проваливайте», когда мы уходили.
нет, ей хорошо.
рядом с ней больше нет магии, которой она так боится.
а мы…
а мы живем с волшебством, потому что оно у нас в крови и в сердце.
и в улыбках.
жизнь — тоже волшебство.
и мы волшебники!

такой долгожданный конверт в чуть дрожащих пальцах — зеленые чернила резными буквами сообщают, что хизер поступила в школу волшебства и чародейства Хогвартс, а девочка действительно прыгает от радости. наконец, наконец-то она поедет в хогвартс! и едет, без разговоров, вступая первого сентября одна тысяча девятьсот семьдесят второго года под своды замка, а после распределяясь шляпой на гриффиндор. и так здорово, так хорошо оказывается носить цвета львиного факультета, смеясь и подшучивая над бледнолицыми слизеринцами, а после катаясь в снегу. три курса пролетают незаметно, четвертый подходит к своей середине совершенно неожиданно. и пусть в ноябре профессор фредесвайт, с которой, как знает хизер, встречается ее брат почти пугает девушку, она скоро об этом забывает.
— счастливого рождества! — звонкий смех и обмен пожеланиями, прежде чем пестрая толпа схлынет с платформы 9 и ¾ и разбежится по своим домам. и хизер спешит домой, зная, что, хоть марианна не встречает, она давно ждет дома. и что скоро придет михаэль, и что все будет замечательно, и… и еще не знает, что все будет совсем не так, как она хочет и мечтает.

как, как такое могло случиться?..
михаэль… мой михаэль… мой брат…
под колесами обычного магловского автомобиля…
в ноябре…
боже, как такое могло случиться?
как такое могло произойти?
как ты допустил такое, михаэль, как ты мог меня оставить?
нет, я не верю. не верю, не могу поверить.
просто не могу поверить…
марианна была как убитая, когда говорила.
да я и сама, кажется, не лучше.
убитые.
да, именно убитые.
теперь я понимаю, почему эириэн просто обняла и плакала.
тихо, едва слышно.
только мне не хватило сил спросить.
как язык к гортани прилип от ощущения чего-то плохого.
я думала — просто расстались или поссорились.
а на самом деле…
магловский автомобиль!
несчастные, обделенные магией маглы!
хотя нет, не все обделенные.
мать не была обделена. но боялась и ненавидела этот дар.
пыталась отказаться.
дура.
хотя…
если бы в этом, нашем, магическом мире не было бы маглов, было бы куда лучше.

хизер возвращается в школу. она рассеяна, грустна. ей почти ничего не нужно — она целыми днями пропадает в кабинете прорицания, где, привалившись плечом к плечу с эириэн, молча пьет кофе. у них одна боль и утрата на двоих — любимый человек и любимый брат. разные сущности, но характеристика одна — любимый. но хизер не плачет. и эириэн не плачет. они крошат горький шоколад, задумчиво жгут ароматические палочки. а потом расходятся, переживать свою боль по одиночке. успокаиваться. смиряться. привыкать. делать вид, что все в порядке, и лишь по перекрестным взглядам понимать — помнит. помнят. обе помнят. обе тоскуют. только ничего не изменить и нужно жить дальше. до экзаменов в июне, до лета. а потом — в ирландию, на звероферму. к отцу фредесвайт.
— мы должны как следует отдохнуть этим летом, — хизер молча кивает. и первое, что делают девушки — находят где-то стог сена и несколько ночей проводят в нем, смотря на звезды. и редко-редко переговариваясь. ведь иногда молчания достаточно, чтобы понять — человек рядом чувствует тоже самое. не любовь, так горечь потери.

обещаем:
- флеши прошлого, как минимум по одному с каждой;
- (в какой-то степени) графическую помощь, ибо возлюбленный наш талантлив безмерно;
- активное затаскивание и затискивание во флуде, с двух аккаунтов сразу;
- здоровую игровую (а может и не только игровую) ревность от Хатчесона и Люпина (а если заявитесь к Бэддок, то и Элайджи), с которыми, несомненно, поиграть будет не менее интересно, чем с больными на голову барышнями;
- посты со скоростью в день-два.

хотим:
- флеши прошлого, как минимум по одному с каждой;
- активность во флуде, а не сидение на главное странице;
- отписка в игре не меньше поста в двое суток (играть же пришли, помилуйте), первые — так и быть — не учитываются.